«Что же это за тип такой? – думал Панари. – Ой, намучаюсь я с ним, запомни, Отец, мое раскаяние и прости потом».
Что-то было в подобранном человеке такое, что заставляло мастера боязливо поеживаться. Нет, не одежда – мало ли откуда его сюда занесло. Вон, в Самросе мужики вообще в юбках с кружавчиками ходят, да бороды до этих юбок отращивают. Вроде бы и стыдоба, но убереги Увина тебя посмеяться над самросами, если их десяток в кабаке сидит. Дерутся отменно, словно собаки-арсеи.
Так вот, одежда мастера смущала в последнюю очередь. Даже странный механизм на руке вызывал только интерес, удивление, желание разобраться и понять, что это и как работает. Но среди всего этого странного, но объяснимого, присутствовала, как говорят, капелька перламутра – мифической краски, означающей тайну и сокровенное знание.
– Кто же ты такой? – спросил господин Коста бесчувственного своего пассажира, с сомнением глядя на грязную ткань, скрывающую незнакомца. – Откуда мне на голову сел?
Бродяга ответом не удостоил, даже не застонал как в первый раз.
– Ну и демоны тебя лизали, – бросил в сердцах мастер и отвернулся. Сольфо в вожжах, чтобы идти по дороге, не нуждалась, Панари вновь погрузился в мысли.
Артефакт с руки случайного попутчика он снимать не стал. Кто его знает, что там и как устроено. Сломается еще, а то и похуже чего случится. Нет уж, пусть этот доходяга сначала очнется. Вот тогда и снимет, и расскажет, и объяснит. А почему расскажет? И тем более снимет?
Господин Коста задумался. В общем-то и на самом деле – а с чего бы это незнакомый человек будет делиться с ним – с мастером – дорогой вещью? За подвоз? Ну, так и на глазок видно, что механизм у него хотя и непонятный, но явственно дорогой. Панари не удивился бы, если за его цену ему пришлось бы возить бродягу по всей ойкумене кругов полсотни. Еще и кормить. О, кормить! Кошеля у него не видно было, значит, без денег рухнул. И вполне возможно – голодный. А если и сытый, то пока до ближайшего села доедем, уж точно проголодается.
Так, с едой понятно. Плюс подвоз. Ну и ночевать желательно под крышей, а за место в гостинице заплатить может только он – Панари. Так что должок у бродяги набирается, это приятно. Тем более что не сам артефакт нужен был мастеру, а объяснения. Отнять и так бы мог, но не был механик уверен, что сможет разобраться в сути такого сложного устройства. Ой, не уверен.
Поэтому и оставалось что скучать и смотреть на елки, пока рыжая лошадка переставляла свои ноги, таща за собой тяжелую телегу.
Компанию витаньери господин Коста увидел издалека. Обернулся посмотреть своего подопечного и углядел шагах в пятистах группу всадников. Места тут были спокойные, лихих людей не встречали на памяти нынешнего поколения ни разу, но всякое случается. Поэтому под скамейкой козел у него был припрятан пятизарядный стреломет собственной конструкции. Группа вооруженных людей на пустынной дороге нервировала, поэтому оружие Панари достал исключительно в целях лекарственных: для их – нервов – успокоения. И чтобы совсем привести себя совсем в здоровое состояние, взвел пружины. Подумал и чуть сдвинул раму одного из плугов, чтобы ряд уже тупых ножей оказался поверх рогожки, придавив собой незнакомца. Тот пошевелился и даже откинул ткань, глядя на мастера ошалелыми глазами. Но вдруг увидел всадников позади, еще вдалеке, но нагоняющих. Взгляд бродяги стал совсем уж диким, но он, ни слова не говоря, нырнул обратно и закрылся с головой.
«Эк тебя пробрало-то», – задумался Панари. На самом деле – странное поведение, но у каждого могут быть свои тайны. А где тайны, там и опасность, это всем известно. Не зря блаженный Кассиди говорил: «Убойтесь непонятного, а коли не убоялись, то по сусалам!»
Поэтому когда витаньери догнали телегу, они увидели сидящего на козлах дородного бородача, держащего на коленях ощетинившийся пятью жалами самострел. Два всадника проехали чуть вперед, двое обошли по бокам, еще пятеро остались позади. Главный – франтоватый пуаньи с совсем уж щегольской бородкой – пристроился прямо рядом с мастером.
Господин Коста наигранно лениво обернулся по сторонам. Обложили, конечно, качественно, ничего не скажешь. Чувствовалась выучка и слаженность.
– Хорошая игрушка, уважаемый, – франт показал рукой в перчатке тонкой кожи, крашенной в бордовый цвет, на самострел.
– Хорошая, – согласился Панари. – Сам ведь делал.
Вообще такое оружие заранее заводило потенциальный конфликт в тупик. Понятно, что мастера окружали сразу десять бойцов, каждый из которых стоил нескольких таких как он. И вооружены они хорошими мечами: узкие клинки недурственной работы, как можно было определить на вид только по рукоятям и хорошим ножнам. У двоих виднелись луки, но не настороженные. А вот господину Коста руку холодило железо готового к выстрелу стреломета. Пять раз готового. То есть, конечно, столько ему не дадут, но две стрелки он выпустить вполне может успеть. Обычные люди такой размен посчитали бы очевидно невыгодным, но витаньери, правда, люди не вполне обычные.
Пуаньи поцокал языком, выражая восхищение работой.
– Уважаемый – мастер Механики?
– Истинный пуйо, – подтвердил Панари.
– Какой роскошный случай, не находите? На пустой дороге я встречаю человека, который почти равен мне. Не грязный масари, не мещанин из захудалого городишки, а настоящий пуйо.
Мастер Коста неопределенно хмыкнул, как бы соглашаясь с собеседником, но вроде бы и оставаясь вне его размышлений.
– Кстати, знаете, уважаемый, я ведь считаю, что пуйо зачастую равны пуаньи. Вы же, чтобы получить свой титул, вынуждены по семь лет, а то и поболее, проводить в своих универсериях. Но потом выходите оттуда людьми, познавшими многие истины. Мы же, благородные, титул имеем по рождению. Равно ли образование крови? Я вот полагаю, что ведь можно и так сказать. А Вы как считаете, уважаемый?