Чернильные стрелы - Страница 15

К оглавлению

Кстати, я совсем не помню, как падало тело. Видел только голову.

От всего этого можно было тронуться, но повозка внезапно остановилась, и Панари сдернул рогожу.

– Са волтано ау метрато. Ти клошара, – он показал на рот, – ти шломар, – на ухо.

Я кивнул. Не говорю и не слышу.

– Шломар, – пришлось возразить мне. – Не сыграю я глухого.

Панари подумал и кивнул, соглашаясь.

– Ти клошара.

Ладно, не будем «клошара». Я поднес палец к губам, потом изобразил, что зашиваю рот. Возница удовлетворенно хмыкнул. Он помог мне перебраться на козлы, попытался донести какую-то очень важную идею, но махнул рукой и просто вытащил из моего кармана телефон. Из «подкозельного» ящика достал кожаную сумку, куда, на самое дно, положил и смартфон, и часы. После Панари критическим взглядом окинул меня с ног до головы и горестно вздохнул. Понимаю, сеньор возница, выгляжу я не очень привычно для сей области, но, увы, переодеться мне не во что. В Ваши шмотки таких как я двоих поместить можно. Нет-нет, не оскорбляйтесь, Вы отнюдь не толсты, но кабанисты – гарантирую.

И в самом деле – метр девяносто точно есть, фигурой напоминает супертяжа, год-два назад закончившего активно тренироваться. Живот уже немножко поплыл, но под кожей большей частью пока мышцы и мясо, а не жир.

А через несколько минут мы выехали из леса. Он закончился неожиданно, ровной стеной, уступая место полям. В голову влезли идиотские строчки: «Колосится роза чайная, как бокал вина». В смысле, тут колосилась пшеница. Или ячмень. Или рожь. На мой совсем не ботанический взгляд – некая зерновая культура. В закатном уже солнце посевы пылали золотом. Ах да, в песне было «золотится», а не «колосится», что, впрочем, звучит не менее нелепо.

Поля бескрайними не были, в километре от нас виднелись понатыканные домики деревни. Очевидно, Панари и «легализовал» меня на телеге при приближении к населенному пункту. Что это означает, Олег Сергеевич? Сейчас соображу, погодите. Время близится к ночи, по курсу – жилье, я на козлах со строгим наказом прикинуться немым. Значит, Олег Сергеевич, будем тут ночевать. Браво, Олег Сергеевич! Да что Вы, Олег Сергеевич, полно-те Вам… Нет-нет, Олег Сергеевич, я восхищен Вашей догад…

Мой внутренний монолог был грубо прерван тычком локтем в ребра. Панари еще раз показал на рот и грозно повторил, мол, «ти клошара». Я воздел очи к небу: что ж это первый встречный считает меня дебилом-то? Возница по своей привычке хмыкнул, и все равно несколько раз, пока мы подъезжали к деревне, подозрительно на меня покосился. Не доверяет, собака лесная.

Деревня моему глазу была совсем непривычной. Это не отдельные домики посреди дворов, как если бы я оказался в Средней полосе России. И не маленький европейский город. Тут что-то среднее: на центральную улицу выходят фасады длинных каменных домов и высокие, сложенные из булыжников заборы. Но сквозь решетчатые ворота виднеется обычный крестьянский двор: с огородом и курятником. Домов немного совсем – на одну улицу, тянущуюся километр максимум. Зато в центре стены расступались, образовывая подобие площади с двумя выходами. Панари свернул к правому зданию, в котором уверенно определялась трактир-гостиница.

* * *

Панари Коста, мастер механики

Мастер Коста был в смятении. Давно он не испытывал настолько противоречивых чувств.

Например, Панари поймал себя на мысли, что испытывает некоторое удовлетворение от того, что помог незнакомому человеку. Для него, кто втайне даже гордился своей мизантропией, это было совсем уж удивительно. Но этот странный бродяга с чужим именем – Олег – почему-то располагал к себе. Еще мастер остался в восторге от двух вещей, которые нашлись у этого Олега. «Часы» и «офон».

Изначально Панари был уверен, что оба предмета представляют собой классические артефакты, в изготовлении которых секретов, оно конечно, много, но ничего необычного нет. Сам Коста в изготовлении магических вещей был слаб – природные способности у него почти отсутствовали. Умение работать одновременно с мертвой материей и магией давалось далеко не каждому. Даже хорошие волшебники в большинстве своем пасовали при изготовлении простейшего «вечного» фонаря.

Мастер умел заклинать металл, о чем свидетельствовал хотя бы его стреломет, но до вершин искусства ему было далеко. Свои пределы Панари знал и понимал, что его уровень – самый что ни на есть базовый. Поэтому он и стал мастером-механиком, а не заклинателем или мастером-артефактором – специалистом редким и дорогим.

И уж что Панари умел, так это определять, есть ли магия в предмете. И если наложенное заклинание было не слишком сложным, то мог даже разобраться в принципе действия артефакта.

Но в вещах бродяги не было ни искорки магической энергии.

При этом они работали.

С «часы» ведь дело как было: изначально Панари восхитился тонкостью работы неизвестного ремесленника, и только присмотревшись он понял, что это изящный механизм, повторить который мастер не взялся бы ни за какую плату. Да и никто из знакомых не рискнул бы связать себя договором на изготовление такого чуда. Тем не менее «часы» существовал, работал, значит, кем-то был смастерен. Кем? В том-то и вопрос. А Олег, как назло, человеческую речь не понимал ни на волосок.

«Офон», при всем при этом, потряс мастера гораздо меньше. Наверное потому, что «часы» были похожи именно на механизм, который Панари теоретически мог сделать и сам, если узнает, что это, как работает, и какова технология изготовления. Кое-какие мысли на этот счет уже были. Но светящаяся коробочка не была похожа ни на что. По виду – классически пример высшего артефакта, вещь, которая должна была излучать магию до зуда на коже и волос дыбом. Но нет, «офон» был пуст в этом плане абсолютно. Но светился, издавал звуки и повторял на крышке картинки того, что было с другой стороны коробочки, но в уменьшенном виде. И не просто повторял, а мог еще и сделать миниатюру. Но на работу художника это не было похоже совсем: не масло, не модная акварель, а точная копия окружающего. Олег показал, как двумя пальцами можно приблизить детали на картине. Забавно, особенно посмотреть на себя со стороны, но не более. Как устроен «офон», Панари не представлял даже приблизительно, поэтому отнесся к нему как к диковинке, на практике бесполезной. А раз так, то и голову лишним сеном забивать не следует.